В столовой она всегда пытается встать так, чтобы видеть его затылок, а если уж совсем повезет, то занять очередь прямо за ним, чтобы слышать его болтовню с другом и вдыхать его запах – он пах ментоловым шампунем и почему-то лекарствами. Ей нравилось смотреть на его бледное лицо, которое часто вспыхивало россыпью красных пятен, из-за чего Глеб сильно смущался и от этого краснел еще больше.
Когда Настя впервые пришла в этот класс, смущенная и настороженная, он первый подошел к ней, спросил, как ее зовут и откуда она приехала. Им было по одиннадцать лет, Настя тогда еще ходила с двумя куцыми косичками, а Глеб был ниже ее на полголовы. Он давно уже обогнал ее, класса после восьмого, и теперь, если бы они разговаривали, Насте бы пришлось немного запрокинуть голову, чтобы поймать его взгляд.
Но они не разговаривали – у него была своя компания, а у Насти своя. Изредка они натыкались друг на друга взглядом, но Настя, смущаясь, тут же отводила глаза, не зная, куда пристроить свой взгляд, чтобы никто не понял, как он ей нравится. Боялась этого Настя не просто так – когда Шура Беляева в прошлом году написала записку Никите Рожкову, а он рассказал об этом своим друзьям, которые разнесли ее содержание по всей школе, целый месяц над Шурой потешались все кому не лень. Настя не потешалась, но вот оказаться на ее месте она совсем не хотела – из прошлой школы Настя ушла именно потому, что над ней все смеялись, и это стало настолько невыносимо, что она просто отказывалась идти в школу.
Здесь все было по-другому. Правда, родителям пришлось выложить крупную сумму, чтобы Настю сюда взяли, она случайно подслушала их разговор ночью, когда они думали, что она спит. Насте было стыдно за свою слабость и за неумение дать отпор, а в особенности за эти траты – денег и так вечно не хватало. Поэтому в этой школе Настя выстраивала все таким образом, чтобы не случилось ничего такого, из-за чего над ней могли смеяться.
На уроках она тоже садилась позади Глеба – так можно было держать его в поле зрения, не вызывая подозрений. Сегодня на истории он один раз оглянулся, когда учитель спрашивал, чем там занимается Никита Рожков на последней парте – спит или мечтает. Все засмеялись, и Глеб тоже – смех у него был приятный, а на щеках появлялись ямочки. Он посмотрел на Никиту, а потом перевел свой взгляд и на Настю, и несколько секунд они смотрели друг на друга. Настя отвела глаза первой.
— К следующему уроку нужно приготовить презентации, — объявил учитель. – Работать будем в парах, как я и предупреждал – мне нужно, чтобы это была цельная работа, при этом был виден вклад каждого из вас, поэтому попрошу подготовиться вместе, а не сваливать все на одного. Рожков, тебя это особенно касается!
Рожков начал возникать, что он-то как раз всегда все и делает, он вообще любит историю.
Пары и темы раздавались случайным образом – желающие выходили к доске и выуживали из одной коробки фамилию одноклассника, а из второй тему доклада. Настя не торопилась выходить к доске, надеясь, что за нее решит кто-то другой. Так и вышло: когда Глеб вышел к доске и вытащил бумажку с фамилией, Настя услышала свое имя, и сначала даже не поверила – сидела оглушенная, не зная, радоваться ей или переживать, она абсолютно не представляла, как будет работать вместе с Глебом. Тема им досталась «Потсдамская конференция».
После урока Глеб подошел к ней и спросил:
— У тебя есть дома компьютер?
— Есть, — ответила Настя, глядя на его ухо.
— Отлично, а то мой сломался. Тогда сделаем у тебя? Давай ты подготовишь ход переговоров, а я решения. И картинки подбери, а потом уже вместе оформим.
Готовиться у Насти дома было не лучшей идеей, она понимала это, но придумать хоть какую-то вразумительную отговорку она не смогла. Поэтому назначенного дня она ждала с волнением и, наверное, даже со страхом. Но сама мысль о том, что они будут делать что-то вместе, наполняла ее радостным предвкушением.
В тот день после уроков они пошли к Насте. Жила она далеко, и Глеб удивился, что она каждый день столько тратит на дорогу – три километра в одну сторону. Настя не стала ему объяснять, что в школе, которая находилась в пяти минутах ходьбы от дома, она не прижилась – сейчас, став старше, она думала о том, что на самом деле не нужно было обращать внимание на все эти шуточки и дразнилки, нужно быть выше всего этого, но ребенок все воспринимает иначе.
Настя боялась, что у них не найдется совместных тем для разговора, они оба будут чувствовать неловкость и вообще провалят задание, а Глеб на всю оставшуюся жизнь будет считать Настю полной идиоткой. Но нет – разговор как-то сам собой завязался: сначала Глеб спросил, какой у нее компьютер, и когда она довольно подробно назвала все комплектующие, был явно поражен. Потом они перешли к компьютерным играм и музыке, находя все больше и больше общих тем. К тому времени, как пришли к ней домой, всякая неловкость пропала.
Родителей дома не было, только няня – Настя ее заранее предупредила, что придет с одноклассником, и та не выходила из комнаты Андрюши, но Настя слышала, как там идут мультики, и обувь ее стояла у входа.
Они прошли в комнату Насти, запустили компьютер и вместо презентации принялись смотреть клипы, продолжая начатый по пути разговор. Это была ошибка Насти, она же знала расписание Андрея, но за временем она не следила. Поэтому, когда после клипов они перешли к презентации, а потом еще Настя показала ему одну игру, как раз наступило время бассейна, а Глеб только-только надевал левый ботинок, подпрыгивая на одной ноге.
Завидев сестру, Андрей заулыбался и устремился к ней своей дерганной походкой, обрушивая на нее целый ворох слов, и голос его звучал как зажеванная кассета. Глеб смотрел на Андрея с испугом, словно это был какой-то страшный монстр, а не человек – Настя часто видела такой взгляд у случайных прохожих, во дворе, к счастью, все уже привыкли к Андрею и даже любили его.
Когда он родился, Настя очень хотела братика или сестренку, ждала с нетерпением и очень расстроилась, когда его не привезли домой сразу. Тогда она была маленькая, не понимала, что с ним, и первые годы не замечала ничего такого, из-за чего мама все время плачет. Она произносила три буквы, которые вовсе не были такими страшными, чтобы из-за них плакать, и Настя утешала маму, говоря, что Андрей – самый чудесный младенец из всех существующих. Ну и подумаешь, что он не сидит и не переворачивается, зато так похож на куколку.
Позже, когда Андрюша подрос, Настя поняла, из-за чего переживает мама – дети его возраста вовсю бегали по детской площадке и дрались в песочнице, а он сидел в коляске. Через интернет мама нашла какую-то клинику, где обещали поставить Андрюшу на ноги, но для этого нужно было много денег. Тогда родители обратились в благотворительный фонд, и Андрюшины фотографии висели в магазине и на остановках, а еще про него сняли сюжет и показали по телевизору. Деньги собрали, и три раза мама ездила с братом за границу, где проходило лечение, после которого Андрей и правда смог ходить, хоть и на костылях, и начал говорить – непонятно для незнакомых, но в семье его и до этого понимали без слов, а теперь уж и подавно.
Но во дворе дети начали дразнить мальчика, и заодно и Настю – завидев ее, принимались корчиться, изображая походку Андрея, и кривить лицо. Настя бросалась на них и дралась, вступаясь за любимого брата, не в силах сдержать слезы обиды и ярости. В школе было то же самое – многие были из этих же домов, которые выходили на большую детскую площадку, где няня каждый день гуляла с Андреем, пока родители были на работе. Сама няня к забиякам относилась философски, и Андрея учила тому же.
И вот сейчас Настя видела на лице Глеба это испуганное и брезгливое выражение, которое встречала так часто, и удивилась, как сильно возненавидела его. Она обняла Андрея, принялась отвечать ему, стараясь вовсе не смотреть на Глеба. Тот поспешно собрался и ушел, буркнув напоследок «пока».
Настя была уверена – завтра об этом будет знать вся школа, Глеб наверняка расскажет всем одноклассникам, будет смеяться над нелепой речью ее брата и его скрюченной спиной. Но Настя сразу решила – она больше никому не позволит смеяться над ее братом, подойдет и вмажет обидчику прямо в нос, чтобы кровь пошла.
В раздевалке никто на нее не смотрел и не шептался за спиной. Ну, значит, еще не успел. Весь день Настя была настороже, но нет – никто и словом об Андрее не обмолвился.
После урока Глеб подошел к ней и спросил:
— Можно я тебя до дома провожу?
Настя вскинула голову, прям так, как она и представляла, чтобы увидеть в его глазах – что там? Его глаза были добрые и тоже немного испуганные.
— Можно, — тихо сказала она.
Какое-то время они шли молча, а потом он сказал:
— У меня бабушка сильно болеет. Дома лежит. Я соврал, что компьютер сломался. Просто не хотел, чтобы ты слышала, как она кричит – у нее крыша поехала, она ругается, собирает невесть что. Я никого домой не вожу. А теперь мне стыдно. Ты знаешь, она же меня до пяти лет растила, пока родители на Севере были. Любила меня, и сейчас любит, когда узнает. А я… — он махнул рукой. – Ты молодец, что не стесняешься брата. И так любишь его. Кто, если не мы, да?
Весь этот его надорванный монолог Настя слушала затаив дыхание. Голос у Глеба звенел и срывался. Насте тоже стало немного стыдно, ведь она вовсе не собиралась показывать ему Андрея. Но говорить об этом она не стала – просто протянула руку и взяла его широкую ладонь в свою маленькую ладошку.
— В следующий раз будет делать доклад у тебя, — сказала она.
Так они и шли по улице, взявшись за руки и помогая друг другу быть немного сильнее.
