Отца своего Саша не знала, но не потому, что он умер или бросил их с мамой – он просто про нее не знал.
Эту историю мама могла рассказывать бесконечно.
— Мне тогда только-только девятнадцать исполнилось. Тем летом я официанткой у дяди в ресторане работала, маминого брата. Мама-то к тому времени пять лет, как умерла, царствие ей небесное, а он ее так любил, так любил, на его руках же она выросла… Все смотрел на меня и говорил – ну вылитая Раечка! А я и правда на маму была похожа – брови крылами вразлет, в глазах будто янтарь горит, а уж стоило мне улыбнуться… Да, чаевых мне много оставляли. И вот как-то раз пришли, значит, они, пятеро их было, что ли, все как на подбор рослые красавцы. Оказалось – волейболисты, с турнира ехали и остановились в нашем городке по дороге. Ну, кутили они весь вечер! И один, с родинкой на щеке, все на меня поглядывал, это все заметили, и старший официант уже доложил моему дяде – тот вышел из своего кабинета, что на втором этаже располагался, руки в боки и ну наблюдать. Но Сашка-то не из пугливых оказался – подошел ко мне и спрашивает, до скольких я работаю…
Тут становится ясно, что назвали Сашу в честь отца, что значило, что мама совсем на него не сердится. И этого Саша не понимала – ну как она смогла простить его? Как?
— Конечно, дядя в тот вечер никуда меня не пустил, сам до дома проводил. Но я успела сунуть в руки твоему отцу записку, чтобы он приходил к ресторану в полночь. Дождалась, чтобы отец с теть Любой заснут, и сбежала. И если в сказке в полночь карета превращается в тыкву, а Золушка в нищенку, то у меня все наоборот – вместо форменного платья на мне было мамино синее, которое я переделала сама, укротив длину. У него аж глаза выпали, честно тебе говорю! Влюбился с первого взгляда. И не смотри на меня так – влюбился, иначе почему все остальные на другой вечер уехали, а он еще на неделю задержался? Он бы и дальше остался, но у них соревнования, сама понимаешь. Он уехал, но обещал вернуться через неделю и попросить у отца моей руки. Отцу все равно было, лишь бы сбагрить меня – у него еще три девки подрастало от второй жены. А вот дядя, конечно, не позволил бы меня увезти, но я ему и не говорила…
Тут начиналась любимая Сашина часть – аж мурашки пробирали.
— Не смогла я утерпеть – узнала у тети Тани, когда поезда из Москвы будут, и пришла караулить на вокзал. Думала, он первым поездом приедет, но нет. Ничего, думаю, значит, на следующем. Но и на следующем его не было. До вечера я его прождала, но напрасно – Саша не приехал. Я не вышла в тот день на работу, и дядя искал меня по всему городу. Нашел зареванную и замерзшую на скамейке у платформы. Увел к ним, они с тетей чаем меня напоили, успокоили как смогли. А через месяц я поняла, что беременна. Я так обрадовалась – подумала, что это знак, что теперь он точно вернется! И даже не стала ни от кого скрывать, я же невестой себя считала – он сам сказал, что раз у нас уже все было, значит, мы должны пожениться. А отец с мачехой, как узнали про это – такой ор подняли! На аборт меня отправляли, слышать ничего не хотели о нагулянном ребенке. А когда я отказалась – выгнали меня из дома. Да, я серьезно говорю – это я все только пугаю тебя ремень достать, а отец у меня, без шуток, мог и всыпать, и подзатыльников надавать. Когда я вцепилась в косяк и сказала, что никуда не пойду, он мне по лицу так дал, что я в сторону отлетела. Испугалась я тогда за ребенка и убежала к дяде. С тех пор у него и живу…
Это было правдой – жили они у маминых дяди и тети, у которых был только сын, и тот уехал в Америку, так что им в радость была и племянница, и ее дочь. Но Саше в маленьком городке быстро стало тесно – захотелось другой жизни, а не наследовать семейный ресторанный бизнес, на который мать всю свою жизнь угробила, и поехала она покорять столицу. Маму тоже с собой звала, деньги у них были, но мама всегда говорила:
— Я верю, что это злой рок Сашу где-то задержал. Он еще вернется, и я буду его тут ждать, в этом ресторане.
Саше казалось это глупым – тоже мне, вообразила себя героиней «»Юноны» и «Авось»», сколько можно ждать-то? Теперь и самой Саше стало девятнадцать лет, и решила она стать писателем. А что – будет как Элизабет Гилберт, может, и по миру тоже поездит.
Сначала она хотела поступить в литературный институт, но провалила экзамены.
«Так даже лучше, – утешила себя Саша. – И чему они меня там научат?».
Решила она просто писать роман, а пока пойти работать официанткой. А кем еще – это она умеет, с детства на подхвате была.
Если коротко – то роман она не написала, застряла где-то на середине. Оказалось, что романы писать не так уж и просто. Гораздо проще романы крутить. И через год она вышла замуж за блестящего молодого юриста, будучи на пятом месяце беременности. Ну хоть в чем-то не повторила маминой судьбы. Впрочем, дальше она еще больше отклонилась от этой ветки – муж оказался игроком и бабником, у сына был вечный дерматит и астма, и Саша погрязла во врачах и скандалах. Очнулась она накануне тридцати лет со школьником на руках и свидетельством о разводе. Работала она в ресторане, правда, уже не официанткой, и на том спасибо – метрдотелем. Ее, конечно, звали домой, в родной городок, но тут уже как-то привычно и врачи все здесь: сын-то так и не переставал болеть своими аллергиями и астмами.
В этот поворотный момент Саша вспомнила юношескую мечту – ведь когда-то она хотела стать писателем. Попробовала было дописать свой старый роман, но он показался ей ужасно глупым. И что делать?
— Вот, держи, подарок тебе на тридцатилетие, – сообщала ей довольная подруга, протягивая сертификат.
— Что это?
— Курсы по писательскому мастерству. По четвергам с пяти до семи. Дерзай!
Идти туда было страшно: Саша представляла себе важных мужчин с непременной трубкой в зубах, беседующих об античных образах в английской литературе XX века, острых на язык женщин, готовящихся стать новыми Агатами Кристи или Джоан Роулинг… А кто она? Она просто Саша, разведенная неудачница, которая написала сыну сочинение «Как я провел лето», и он получил за это «3». Но все же решилась – денег стало жалко, которые подруга выложила за эти курсы.
Зря она так боялась. Кроме нее, в группе были две девочки-близняшки, студентки второго курса технического университета, краснощекая домохозяйка средних лет, юрист, не стой ее мужа, решивший писать детективные истории, пожилая учительница музыки, мечтающая написать автобиографию, еще один учитель, на этот раз физкультуры, в душе которого проснулся романтик, парочка таких же разведенных тридцатилеток и эффектная блогерша с бюстом такого размера, что все то и дело пялились на нее, словно хотели заработать косоглазие. Писать никто не умел, и все начали с азов – завязка, развязка, главный герой и его цель…
Через месяц они все написали по первому рассказу. Саша написала про маму, сама не зная почему. Слова рвались из нее больными острыми предложениями, высказывая то, что она так и не смогла ей сказать. Когда оказалось, что все они будут читать свои рассказы вслух, Саша струхнула, но делать нечего – назвался груздем, полезай в кузов.
Первой читала свой рассказ одна из близняшек.
«В полночь она проглотила синюю таблетку и почувствовала, как рвется кожа, и из-под нее выпячиваются новые кости, обрастают постепенно перьями...»
Жуткая история про девушку, которая стала ангелом.
Домохозяйка и правда написала детектив в стиле Агаты Кристи, учительница музыки – нудный рассказ о первой скрипке.
— Я написал стихи, – сообщил юрист, ничуть не смущаясь, что заданием был именно рассказ. – Вот, послушайте:
Я шел один, снимая шапку,
А на пути встречались мне
Осел и дрозд, немая бабка,
И белый свет сиял в окне….
Саше уже стало казаться, что ее рассказ не так уж и плох.
— У меня романтический рассказ, – начал физрук, в душе которого проснулся романтик.
И он начал зачитывать какую-то слезливую историю про первую любовь, про девушку, которую…
«Наше последнее свидание я помню, как сейчас: ее глаза горели янтарем, отражая полную луну, а стоило ей вскинуть бровь, летящую вверх, как мое сердце замирало, пропуская один удар, второй, третий… Я обещал ей, что вернусь через неделю, и я собирался, но, когда уже сел в вагон, меня отыскал ее дядя. «Если еще раз увижу тебя в нашем городе – убью, – тихо сказал он. – Нечего девочке голову морочить, знаю я таких, как ты». Он распахнул куртку и показал кобуру с пистолетом.
«Я не шучу», – повторил он. – «Убью».
Его слова еще долго стучали в моей голове в такт колесам: убью, убью, убью… Больше я не возвращался в этот город«.
Казалось, что легкие накачали ледяным воздухом, и Саша открывала и закрывала рот словно рыба, выброшенная на лед. Пока другие обсуждали рассказ, она вглядывалась в родинку на щеке престарелого физрука и не могла поверить: это правда?
Когда пришла ее очередь читать рассказ, голос Саши не дрогнул. Она читала его спокойно и четко, даже не глядя в сторону физрука.
«Каждый день она надевала форму, укладывала волосы, смотрелась в зеркало, видя перед собой ту самую юную девушку, к которой Саша обещал вернуться, не замечая, что ее лицо изрезано морщинами, что в ее жизни не было ничего кроме этого ожидания. Она не замечала ничего вокруг: как стареют ее дядя и тетя, как взрослеет ее дочь, как сверстницы путешествуют по миру или осваивают новую профессию, как выходят замуж, любят, ненавидят, живут. Она никогда не жила. Она просто существовала».
Дочитав рассказ, Саша почувствовала, как к глазам подступают слезы, тут же подскочила на ноги и ринулась прочь. Она услышала, как вслед ей кто-то кричит:
— Подождите, девушка, подождите! Из какого вы города? Скажите мне, из какого вы города?
Она бежала изо всех сил, не оглядываясь, не обращая внимая на потекшую тушь и мокрый нос. На улице ей каким-то чудом удалось поймать такси, и только когда она села в него, позволила себе оглянуться.
Он стоял на дороге, взъерошенный, с седым ёжиком на лысеющей голове, в стариковской жилетке с множеством карманов. Она пыталась отыскать в его лице свои черты, но не находила: она тоже была похожа на мать. И только родинка на щеке, его коварная родинка – точно такая же была у нее, но она свела ее в клинике три года назад. Саша невольно провела рукой по тому месту, где была родинка, вытерла глаза.
На курсы она больше не вернулась, а подругу попросила, что, если кто-то будет ее искать, сказать, что она уехала, уехала навсегда и больше не вернется.
На самом деле ей некуда было уезжать: маму она похоронила год назад, а годом раньше ее дядю. Тетя лежала в пансионате (Альцгеймер), с дедушкой она не общалась, разве что немного с двоюродными братьями. Круг замкнулся, и теперь ей оставалось только одно — жить дальше.
