– Фу, какая безвкусица! – наморщила Нина Викторовна нос. – Вот у меня все чашки беленькие. И ни у кого не возникает вопроса, мыли их или нет. Кстати, последний раз, когда вы были у меня в гостях, Миша разбил мою любимую чашку. И мне кажется, что он сделал это специально.
– Нина Викторовна, – я нахмурилась, потому что могу стерпеть любые нападки в свою сторону, но не выношу, когда обижают моих детей, и никому не позволяю этого, даже свекрови. – Вы опять придираетесь к Мише? Ну, сколько можно, в конце концов?
Сегодня я планировала поспать подольше, все-таки единственный выходной, а значит, можно себе позволить расслабиться, но настойчивый звонок в дверь заставил меня выбраться из теплой постели.
Я взглянула на часы и вздохнула: половина восьмого. Ну, все понятно, конечно, это явилась моя разлюбезная свекровушка, выпившая за пятнадцать лет немало литров моей крови. Хорошо хоть Никита похож не на нее, а на своего отца, с которым, к слову, у нас прекрасные отношения.
Я открыла дверь и Нина Викторовна, вместо «здравствуйте», заявила мне, едва переступив порог:
– Господи, Боже мой, когда ты уже выспишься? В доме полно мужиков, а ты дрыхнешь без задних ног. Кто за тебя завтрак им будет готовить?
– Нина Викторовна, – я давно привыкла сдерживать свои эмоции в общении с ней, – ну зачем мне вставать так рано? Сейчас же не прошлый век, квашню ставить не надо. У нас есть тостеры, микроволновки, мультиварки, в конце концов. Никита на завтрак предпочитает горячие бутерброды, Миша и Саша едят кашу, специально для них я установила мультиварку на нужное время. Так что с этим тоже полный порядок.
— Ну не знаю, — нахмурилась Нина Викторовна. — Я всегда готовила завтраки собственными руками. Блинчики, оладушки, каши варила в кастрюле, а не в микроволновке. Что вы за поколение, совсем обленились! Ничего делать не хотите. Пешком не ходите, всё вам автомобили подавай. Даже посуду перестали мыть руками.
Я пожала плечами:
— Ну а что в этом плохого? Посудомоечная машина у меня совсем недавно, но я уже не представляю, как я без неё раньше обходилась. Кстати, я невероятно благодарна Фёдору Валентиновичу за этот чудесный подарок. Никогда не думала, что у меня когда-нибудь будет такая вещь!
Эти слова вырвались у меня раньше, чем я подумала о том, что не нужно было сейчас говорить о свёкре. Но, как говорится, слово не воробей. Нина Викторовна, мгновенно раскраснелась как рак. Она всегда краснела, когда слышала про бывшего мужа, с которым, между прочим, была в разводе уже почти двадцать пять лет.
– Надо же! – всплеснула она руками: – Значит, это Феденька подарил тебе посудомойку! И с каких пор он стал таким щедрым? Что-то раньше я за ним такого не замечала!
Я вздохнула, подумав о свекре. У него уже много лет была другая семья: добрая, гостеприимная жена Лариса, которая всегда радовалась нашему приезду и охотно принимала нас в своем доме, и двое взрослых детей, сводные брат и сестра Никиты: замечательные, жизнерадостные люди.
Как-то так сложилось, что после нашей свадьбы, куда, конечно же, был приглашен и свекор, мы стали очень хорошо общаться с ним. Фёдор Валентинович по своим связям помог нам удачно продать мою квартиру, которая досталась мне от бабушки, добавил к получившейся сумме свои деньги и вложил все в новостройку. Сами бы мы на такое, конечно, не решились, но он сумел убедить нас и теперь мы живем в просторной трехкомнатной квартире в современном районе города с прекрасной инфраструктурой.
Никто даже не представляет, насколько я благодарна Федору Валентиновичу за это, тем более, что он всегда был человеком, который не теряется в любой ситуации. Только с Ниной Викторовной он не смог найти общий язык и ушёл от нее, несмотря на то, что ему пришлось бросить для этого собственного сына.
Первое время Никита (он сам говорил мне об этом) очень обижался на отца, да и неудивительно, ведь мать старательно поддерживала в нем уверенность, что тот не хочет общаться с ним и променял родного сына на какую-то женщину. Но, став взрослее и умнее, Никита понял, что представляет собой его мама, и возобновил общение с отцом, о чем ни разу не пожалел.
А вот Нина Викторовна, узнав, что Федор Валентинович вместе со своей новой женой приглашен на нашу с Никитой свадьбу, устроила настоящую истерику:
– Как ты мог? – заламывала она пальцы, пытаясь упасть в обморок. – Я тебя растила, не бросила! Не стала искать себе нового мужа, чтобы ты не рос с отчимом. А ты? Ты предал меня! Ты понимаешь это? Почему ты со мной так поступил?
– Мама, – пытался образумить её Никита. – Ты так говоришь, как будто я променял тебя на чужого человека. Но ведь это мой отец, и, если у вас не сложилась жизнь, я в этом не виноват.
– В этом виновата мамаша твоего отца и вся его семейка. Они никогда не хотели видеть меня рядом с ним! А я любила его, может быть так, как любят только один раз в жизни. И чем всё закончилось? Разводом. Он специально добился этого, заставил меня бросить его, забрать тебя и уйти. Но я этого совсем не хотела. Я мечтала о большой семье, мечтала родить ему не только сына, но и дочку. Я даже забеременела, чтобы спасти свой брак, но ничего не помогло. А теперь представь, сынок, как я, с огромным животом, шла по заснеженной улице и тащила за собой санки, в которых спал ты. Думаешь, твой отец пожалел нас и попросил вернуться? Как бы не так! Ему всегда было наплевать и на тебя, и на меня, свою беременную жену.
— Мам, папа мне рассказывал совсем другую историю, — усмехнулся Никита. — И, если честно, она звучит более правдоподобно.
— Да неужели? Как интересно. И что же он тебе рассказывал?
— Про то, как тебе всегда не хватало денег, и вы ссорились из-за этого. А ещё ты приходила к нему на работу и устраивала скандалы, особенно если видела там какую-нибудь молоденькую сотрудницу.
— Ну и что? Ты хочешь сказать, что я была не права? Где же он тогда встретил свою Ларису, если совсем никогда не изменял мне?
— В больнице, мам, куда он попал после вашего с ним развода. Она там работала врачом.
Когда у Нины Викторовны заканчивались аргументы, она всегда начинала плакать. И тот раз тоже не стал исключением. Она принялась горько рыдать, Никита попросил у неё прощения и они помирились, но отменять приглашение отца он всё-таки не стал, и Фёдор Валентинович, несмотря на все протесты бывшей жены, пришёл на нашу свадьбу.
Всё это было пятнадцать лет назад, но Нина Викторовна так и не простила нам этого и, по своей привычке, виноватой во всём назначила меня.
— Ну и что ты там примолкла? — спросила она, усаживаясь за стол, явившись. — Мне надо ждать, пока ты подашь на стол свои чёрствые бутерброды и безвкусную кашу из мультиварки? Вообще-то, я с дороги и дома совсем не успела позавтракать. Так что будь любезна, моя дорогая невестушка, накормить меня чем-нибудь существенным. После ужина что-нибудь осталось?
– Да, котлеты, – вздохнула я, потому что рассчитывала подать их семье как перекус перед обедом. Но теперь приходилось об этом забыть.
– Ну так давай, что ты стоишь как столб? – воскликнула моя свекровь так громко, что я невольно обернулась на двери, подумав, что она разбудит моих ребят. Но, то ли они еще так крепко спали, то ли просто не хотели видеть её, в кухне никто не появился. Даже Никита предпочел остаться в спальне, оставив меня наедине со своей мамочкой.
– Не пойму, это что, котлеты? Из чего ты их лепила, из туалетной бумаги что ли? Почему они у тебя такие безвкусные? Перчика надо в мясо добавлять, чесночка немного. Вот тогда тебе и аромат будет, и вкус. А так ерунда какая-то получается. Нет, не буду это есть, – доев четвертую котлету, она отодвинула от себя тарелку. – Чаю лучше налей, да свежий завари, я вторяк не люблю.
Мне так и хотелось спросить, а что вообще вы любите? Или кого? Никиту, своего старшего сына? В это мне слабо верилось. Ей нравилось издеваться над ним, капризничать, требуя его внимания, она не уставала упрекать в том, что он неблагодарный человек. О какой любви тут могла идти речь?
Никита часто ссорился с матерью, не хотел навещать её, рассказывал, что такой она была всегда. Вот в это, как раз-таки, поверить я могла.
Валентина, младшая сестра Никиты, тоже говорила мне об этом. Кстати, её мать тоже никогда не любила.
Нина Викторовна ушла от мужа, когда ждала второго ребёнка. Она надеялась, что беременность остановит Фёдора Витальевича и он вернётся в семью. Но ошиблась в своих расчётах. Даже ради дочери и сына он не захотел отказываться от развода, потому что уже знал: с Ниной Викторовной он никогда не будет счастлив. А дети однажды поймут его, пусть даже для этого придётся подождать, пока они вырастут.
Валентина с самого рождения чувствовала себя лишней и ненужной. Мать часто сердилась на неё, кричала и ругала за каждый проступок. И у девочки появился страх перед матерью, который она так и не сумела преодолеть. Тихая, всегда молчаливая Валя могла рассчитывать только на поддержку старшего брата, но он и сам не всегда мог справиться с характером своей мамы.
— Что ты её всё время защищаешь? — сердилась она на него. — Ты сам прекрасно знаешь, что это она во всём виновата. Не надо было мне её рожать. Зря я понадеялась на то, что она подарит нам счастье. Видишь, как всё вышло?
— Мам, — ответил ей однажды Никита. — Иногда мне кажется, что ты жалеешь о том, что мы есть у тебя.
— Как ты можешь так говорить? — воскликнула тогда Нина Викторовна и по своей привычке расплакалась. Что оставалось делать Никите? Он попросил прощения у матери, долго сидел рядом, доказывая, как сильно любит её, а она снова и снова упрекала его в бессердечности.
Никите было восемнадцать лет, когда он ушёл из дома и больше туда не вернулся. Сначала он отслужил в армии, потом друг помог ему поступить в техникум, где он научился ремонтировать автомобили. Ещё через несколько лет, всё с тем же другом они открыли собственное дело: автомастерскую, а теперь у каждого была собственная станция техобслуживания.
Бизнес — дело тяжёлое, но Никита своим упорством смог добиться успехов в этом деле. Фёдор Витальевич, как мог, помогал сыну и очень гордился им. А вот Нина Викторовна никогда и ни в чём его не поддерживала.
— С какой стати я буду тебя хвалить? — спрашивала она Никиту. – Ты же это делаешь не для меня. И вообще, ты мужчина и не нуждаешься во всяких там похвалах. Вот я – другое дело. Между прочим, мог бы заметить, что я покрасила волосы и теперь выгляжу моложе.
– Ты всегда выглядишь хорошо, мама, – улыбнулся ей Никита. – Разве когда-то было по-другому?
Мне всегда было смешно наблюдать за этим, но Нина Викторовна и в самом деле старалась не отставать от моды. Но молодежный маникюр всегда смотрелся нелепо на её руках, ядовитого цвета помады делали её вульгарной, а длинные волосы, спадающие с плеч, выглядели просто неопрятно. Она никогда не закалывала их и не собирала в прическу, считая, что это её старит. И не понимала, что старит её желание выглядеть молодо и красиво. Разумеется, когда повсюду стали появляться бровисты и лешмейкеры, Нина Викторовна стала их постоянной клиенткой.
Вот и сейчас она похлопала густыми щетками своих ресниц и растянула губы в надменной усмешке:
– Ты вообще чашки моешь? Что это на них такой налет?
– Это не налет, – вздохнула я. – Это такой цвет. Кремовый. Посмотрите, вот и на блюдцах, и на других чашках тоже. Мне нравится.
– Фу, какая безвкусица! – наморщила Нина Викторовна нос. – Вот у меня все чашки беленькие. И ни у кого не возникает вопроса, мыли их или нет. Кстати, последний раз, когда вы были у меня в гостях, Миша разбил мою любимую чашку. И мне кажется, что он сделал это специально.
– Нина Викторовна, – я нахмурилась, потому что могу стерпеть любые нападки в свою сторону, но не выношу, когда обижают моих детей, и никому не позволяю этого, даже свекрови. – Вы опять придираетесь к Мише? Ну, сколько можно, в конце концов?
Свекровь в ответ только усмехнулась, и я прекрасно поняла, о чем она подумала. Из наших двоих сыновей старший сын был похож на меня, а младший на Никиту. И это постоянно вызывало сомнения со стороны Нины Викторовны.
– С кем это ты гульнула? – часто спрашивала она меня. – Признавайся лучше, а то потом хуже будет.
– Хуже уже некуда, – отвечала я.
– Подожди, – продолжала она грозить мне, – узнает мой сын всю правду и выставит тебя за порог вместе с твоим суразенком. Зачем ему воспитывать чужое дитя? А вот Сашка мы тебе не отдадим, он нашей породы, это видно сразу.
– Вы говорите такие глупости, – качала я головой. – Вот просто несусветные.
– Я знаю, что говорю, – кривила она губы в усмешке и добавляла: – Подожди, еще наплачешься.
В конце концов, я действительно испугалась, что она настроит Никиту против меня и Миши, а потому вызвала мужа на разговор.
– Ты тоже думаешь, что Миша не от тебя? Если так, давай сделаем тест ДНК. Сейчас это легко и просто.
Никита округлил глаза:
– С чего ты это решила?
Я рассказала ему про упреки его матери, и он обнял меня, крепко прижав к себе:
– Никогда не слушай того, что она говорит. Она очень тяжелый человек и я как никто другой знаю это. Миша мой сын, у него все повадки мои, это видно невооруженным глазом. И давай больше никогда не будем говорить об этом, а то еще, не дай Бог, он услышит эту дурь.
Но Миша её все-таки услышал, правда, не от нас, а от своей родной бабушки. Они с Сашей гостили у нее, когда к ней пришла соседка и Нина Викторовна, сидя с ней за чаем, доверительно сообщила:
– Видела, старшего? Правда же, он совсем не похож на Никиту? Вот-вот! И я говорю, нагуляла его с кем-то эта паразитка. Не мой он внук, я сердцем чувствую.
Миша был уже достаточно взрослым, чтобы понять её слова и, вернувшись домой, сказал мне, что больше никогда к ней не поедет. Разумеется, я все рассказала мужу.
— Мам, ты что совсем с ума сошла!? — накричал на неё Никита. — Как ты вообще можешь говорить такие вещи? Миша и Саша оба мои сыновья и если тебе нужны доказательства этого, то я в них не нуждаюсь. И вообще, если тебя не устраивают внуки с моей стороны, пожалуйста, у тебя есть ещё Валентина и её две дочери. Надеюсь, в их родстве ты сомневаться не будешь?
После этого случая мы долго не общались с Ниной Викторовной, но потом всё-таки Никита сдался, как раз подошёл день её рождения и он не смог не поздравить её.
Первое время после той долгой ссоры она была притихшая, ни с кем не спорила и даже от меня отстала со своими придирками. Но потом всё началось сначала.
Моя мама, добрая, мудрая женщина, всегда говорила мне, чтобы я терпела.
— Какая бы она ни была, она — мать твоего мужа. А это значит, он всегда будет уважать её и жалеть. Если не хочешь ссориться с Никитой, старайся не отвечать Нине Викторовне её же словами. И не повторяй её поступков. Будь выше всего этого.
— Мама, я и так держусь изо всех сил. Но это очень трудно. У них в доме меняли трубы и какое-то время она жила у нас. Я думала, эти дни никогда не закончатся. Чтобы я ни делала, она ходила за мной следом и гундела, что всё не так. Мама, она учила меня готовить, как будто я первый раз встала к плите, перестилала за мной постели и перемывала полы. На самом деле, это было просто невыносимо.
— Ну что ж, — улыбнулась мама, — считай, что это будет плюс в копилку твоей кармы.
Я рассмеялась:
— Мамуля, я тебя просто обожаю.
К сожалению, никогда не могла сказать того же самого про свекровь. Иногда мне вообще казалось, что я всем сердцем ненавижу эту женщину и не понимаю, за что моему мужу досталась такая мать.
Почему-то мне вспомнился тот день, когда я узнала, что забеременела во второй раз. Мише в то время было уже четыре с половиной года, и мы с Никитой решили, что это чудесная разница в возрасте. Разумеется, мы поспешили поделиться радостью со своими близкими. Моя мама была просто счастлива. Она обожала Мишу и с нетерпением стала ждать появление нового внука. А вот Нина Викторовна надула свои накрашенные губы и нахмурилась:
— Вам что, делать нечего? Зачем вам второй ребёнок, если вы первому ума дать не можете. Думаете, дитя вот так просто родили и всё тут? Нет. Его воспитать надо, на ноги поставить. А не так тяп-ляп. Я вот, например, очень пожалела, что родила Вальку.
Услышав такие слова, Никита поморщился, как от зубной боли.
— Как ты можешь так говорить о собственном ребёнке, мама?
— А ты не учи мать, — одёрнула она его. — Я и сама знаю, что и когда мне говорить.
Но на самом деле она никогда не могла следить за своим языком. Вот и сейчас, справившись с котлетами и чаем, она принялась выговаривать мне, какая я плохая хозяйка.
— Не знаю, за какие такие грехи ты досталась моему сыну. У всех жёны как жёны, одна ты ленивая и нерасторопная. Конечно, села ему на шею и радуешься. А он везёт и ничего не замечает.
— Я всё замечаю, мама, — послышался от двери голос Никиты. Он всё-таки проснулся и решил прийти мне на помощь, потому что знал, что надолго меня не хватит. — Сколько раз тебе говорить, мама, что у меня самая лучшая жена на свете. И семья тоже самая лучшая. К сожалению, тебе этого не понять, ты ведь никогда не умела создавать семью и делать её счастливой.
— Что-о-о? – воскликнула Нина Викторовна. – И это ты говоришь мне, своей матери, которая тебя воспитала? Бессовестный!
Она всхлипнула и принялась старательно вытирать сухие глаза.
– Это все из-за нее! Это она настраивает тебя против меня! – она вскинула руку и показала на меня, но Никита только усмехнулся:
– Нет, мама, это все из-за тебя. Ты меня, конечно, извини, но сейчас я вызову тебе такси. У нас с семьей на эти выходные другие планы.
Я с удивлением посмотрела на мужа и поняла, что чаша его терпения тоже переполнилась. А Нина Викторовна вскочила и принялась торопливо собираться. Через минуту она ушла, а Никита устало опустился на стул, сложив на коленях руки.
– Ну почему она такая? – поднял он на меня измученный взгляд.
Что я могла ответить ему на это? Я просто обняла его и сказала, что очень сильно его люблю.
И вот прошло три месяца. Нина Викторовна обиделась на нас всерьез и перестала приезжать к нам, но меня это совсем не расстроило, я даже обрадовалась, что теперь могу не видеть её и не выслушивать все те пакости, которыми она старалась меня задеть. Дети тоже не вспоминают бабушку Нину, они никогда не чувствовали к ней особой привязанности, да она и не хотела этого.
Никита говорил, что созванивался с сестрой, и что мать сейчас взялась за её семью. Что ж, остается только посочувствовать Валентине, которая вряд ли поступит так, как это сделал Никита. Нина Викторовна приучила их с детства бояться её, она делала все, чтобы они никогда не выходили из-под её повиновения. Но Никита оказался смелее своей сестры и сумел поставить мать на место.
Правда, она этого не поняла и во всем опять обвинила меня.
– Подобрали её, замухрышку, посадили на свою голову,– жаловалась она всей своей родне. – А она, хоть бы немного была за это благодарна. Бессовестная, ой, бессовестная!
Добрые люди тут же доносили до меня её слова. Но я уже даже не обижаюсь на нее. Она и так уже за все наказана, ведь её не хочет видеть даже родной сын. А скоро и дочь отвернется, я почему-то в этом уверена.
Конец.
