С дочерью она не разговаривала почти восемь лет. И не видела ее столько же. Сама Катя давно бы уже помирилась с ней, но ведь Машка такая упрямая, ни за что сама не позвонит! А Катя бы и позвонила, но только вот номер Машка сменила, видимо, назло ей. Катя даже попросила знакомого генерала выяснить, где и как живет ее дочь, но он не смог ничего узнать. Или пожалел ее и скрыл правду, ведь наверняка жизнь дочери пошла по наклонной, Катя это сердцем чувствовала.
Поссорились они из-за того, что Машка, проучившись три года, залетела от африканца и собралась бросать институт, чтобы ехать за ним на его родину. Катя сказала, что Машка – дура, а дочь в ответ столько всего наговорила, что Катя даже дар речи потеряла. Дескать, она, Катя, сама ничего в жизни не добилась, даже детей родить, кроме Маши, не смогла, вот и пытается сделать из Маши ту себя, которая не получилась. А она хоть раз спросила, чего хочет сама Маша? Оказывается, и переводчиком она быть не хочет, и вообще учиться не хочет, а волосы всегда мечтала коротко подстричь, а не с этими длинными космами ходить.
Волосы больше всего обидели Катю. У нее самой волосы были жидкие, некрасивые, а дочь пошла в отца, даже родилась с густыми волосами, Катя ее по голове и узнавала в роддоме, остальные младенцы все лысые лежали. И она эти волосы ой как берегла – мыла их отварами трав, маслами мазала, каждый вечер и каждое утро садила дочь на табуретку и долго расчесывала их, потом заплетала в косы. И вот приехала она – мало того, что залетела, так еще и волосы обрезала! Катя заплакала – так жалко ей было и волос дочери, и ее блестящего будущего. А Машка губы сжала и больше ни слова не сказала, так и уехала со своим Баабаром. Правда, через три месяца вернулась – права оказалась Катя, не понравилось Маше в чужой стране, да и Баабар оказался далеко не принц.
Может, все иначе бы потом пошло, но тут Катя ляпнула, дескать, как соседям в глаза смотреть, когда Маша темнокожего ребенка родит, а дочь тут же подскочила, начала обвинять Катю непонятно в чем… Вещи собрала и уехала, сказала, что Катя ей больше не мать.
Соседям Катя врала, что дочь уехала в Америку. Иначе как объяснить, что единственный ребенок совсем не появляется дома? Дочь ведь по больному ударила – Катя и правда смогла родить только ее, а что до, что после, скидывала, не успев забеременеть. И как Маша только смела говорить, что Катя ее совсем не любит? Да она всю жизнь дочери посвятила, а та, неблагодарная, начиталась книжек новомодных и строит из себя умную!
Катя сразу ее узнала, хотя Маша изменилась. Прежними были только ее волосы – длинные, почти до пояса, и при виде этих волос сердце у Кати сладко заныло – все же не зря она так за ними ухаживала! В остальном же Маша была совсем другой: сильно поправилась, лицо стало раздутое, как у мужа покойного – тот всю жизнь с давлением маялся. За руку дочь вела пацаненка – смуглого, с темной шапкой волос.
— Ну, здравствуй, мама.
Кате хотелось кинуться дочери на шею, завыть, прижать ее к себе и никогда не отпускать. Но старая обида занозой засела в душе, не дала ей сдвинуться с места. Вместо этого Катя ворчливо произнесла.
— Ты пьешь, что ли? Чего такая опухшая?
Дочь поморщилась. Кивнула на мальчика.
— Знакомься, это Иван.
Слезы все же вырвались наружу, вместе со смехом, который Катя не смогла сдержать.
— Я не понимаю, что смешного?
Дочь презрительно приподняла одну бровь, как умела только она, и смех застрял у Кати в горле.
— Он поживет у тебя.
Это был не вопрос, это было утверждение. Смуглый мальчик ковырял носком землю и не смотрел на Катю. В руках у дочери большая спортивная сумка. Катя кивнула в сторону крыльца и сказала:
— Пошли.
Поставила чай, нагрела вчерашний суп. Что дочь, что мальчик к супу почти не притронулись. Но за чаем, к которому дочь достала любимое печенье Кати (все же помнит!), Маша, словно бы нехотя, рассказала, что работает в турагентстве, что живут вдвоем с Ваней, замуж так и не вышла, что учится он хорошо, только пишет как курица лапой. Катя всю информацию впитывала как губка, пытаясь представить жизнь дочери и не забывая ввернуть, что и она сама так до третьего класса писала, пока Катя ее не переучила и что переводчиком, наверное, больше получалось бы зарабатывать, ну, и прочее.
— Да кому он нужен, этот английский, – отмахнулась дочь. – Сейчас программы все переводят. Я английский уже и забыла совсем!
Мальчик все это время молчал, только печенье грыз.
— У него каникулы, в лагерь дорого отдавать, а одного не оставить, – сказала Маша. – Пусть он у тебя поживет, а то летом у меня самая пора, целыми днями работаю.
— А раньше он с кем сидел?
— Раньше он в сад ходил. Мам, ну тебе что, сложно, что ли?
Конечно же, Кате было вовсе не сложно. Но после восьми лет молчания она ждала хотя бы простого извинения, что-то вроде: мама, прости, ты была права, надо было мне тебя слушать. Но Маша вела себя так, словно никакой ссоры не было.
Катя ждала, что дочь останется ночевать, но нет – пошла на электричку. Мальчик внезапно кинулся к матери, когда та собралась уходить, вцепился в юбку, но не плакал, просто молчал. Катя взяла его за руку и проворчала:
— Взрослый уже, хватит.
И тот послушно отпустил мать.
Первые дни он почти не разговаривал, Катя даже подумала, что он отсталый, поэтому Маша его и сбагрила. Но потом ничего, разговорился. Правда, странности у него все же были – он жутко боялся собак. Да так, что чуть ли не в конвульсиях бился, когда видел их. А чего бояться-то? Катя попыталась показать мальчику, что ничего страшного в тех собаках нет – повела его к Артему, который на продажу лаек разводил, но после этого мальчик еще и постель стал мочить, словно маленький. Катя попыталась поговорить об этом с Машей – та звонила каждый вечер и по часу разговаривала с мальчиком, точнее, что-то говорила, а он молча слушал. Катя ругалась, говорила, что если денег некуда девать, пусть лучше штаны сыну новые купит, а то ходит в рваных. Маша отвечала, что так сейчас можно и пусть ходит, как хочет. Нет, бестолковая у нее дочь, что и говорить. Пришлось звонить Олегу.
Олег был давним ее ухажером, другом Тимофея, на охоту к нему приезжал. Вроде какой-то не то дальний родственник, не то просто знакомый. Он был старше, и еще тогда ходил в высоких военных чинах, а сейчас и вовсе генерал. Когда она Тимофея схоронила, Олег предложил ей вместе жить, но Катя отказалась. Еще не хватало – ей и так хорошо! Но иногда она обращалась к нему за помощью – если врача для кого надо было найти или в институт устроить. Он и Машу тогда устроил, а она, неблагодарная, не доучилась и бросила.
— Какие люди, неужели сама Катерина мне позвонила! – обрадовался он. – Что, надумала – может, сходишь со мной в ресторан? Я за тобой водителя пришлю.
— Хватит глупости говорить! Я к тебе по делу. Врач мне нужен. Хороший. Для мальчика.
— Какой врач?
— Не знаю, за нервы который отвечает. И за голову.
— Так за нервы или за голову?
— И за то и за другое!
— И где я тебе такого найду?
— Ты генерал или нет? Найди уж как-нибудь!
— А в ресторан со мной пойдешь?
— Вот отыщешь врача — тогда и поговорим.
Через два дня за ними приехала черная блестящая машина с шофером, отвезла к врачу. Тот, конечно, был недоволен, что Катя – бабушка, говорил, что так-то родители мальчика нужны, но в итоге выписал каике-то капли и книжку дал со сказками.
— Читайте ему перед сном, – сказал врач. – Это такой метод коррекции страхом – сказкотерапия называется. У мальчика очень высокий уровень тревожности.
Конечно, будет тут тревожность с такой матерью!
Потом водитель отвез их к Олегу. Тот напоил их чаем с тортом, показал мальчику рыбок в аквариуме. И подивился, что у Кати такой внук.
— А у меня одни девчонки, – вздохнул он. – Три дочери, пять внучек. Я уже отчаялся мальчишку ждать.
В ресторан Катя с ним не пошла, и Олег обиделся. Как будто Кате до ресторанов – ей внука на ноги поставить надо! Она поила его прописанными каплями и книжку читала. На всякий случай сводила к Алевтине, чтобы та его заговорила – тут все методы хороши.
Но больше всего помогли не капли и не книжка. Артем пришел как-то и принес щенка. Маленького, смешного, с озорными глазами и кривым хвостиком.
— Некондиция, – сказал он. – Можно я его Ваньке подарю?
Катя думала, что мальчик испугается, но нет – он осторожно взял щенка на руки и впервые по-настоящему улыбнулся. Ночью, когда щенок плакал, Ваня спросил:
— А почему он скулит?
— К мамке хочет, – сонно ответила Катя.
— И я хочу, – шепотом сказал мальчик и взял щенка к себе в постель.
Катя хотела запретить, но передумала. А наутро постель впервые за долгое время была сухая.
Артём захаживал к ним через день: щенка проверял, мальчику небылицы рассказывал, привозил Кате из города продукты, которые она просила – здесь, в поселке, не все можно было купить. Хороший парень, этот Артем, нравился он Кате. Вот бы Маша за такого замуж вышла, но нет – выбрала себе какого-то баобаба!
Летом забот много, и время быстро летело. Дочь стала звонить все реже и говорила все меньше, так ни разу и не приехала. Кате жалко было мальчика, и она, как могла, развлекала его – водила в магазин за мороженым, на спортивную площадку и в местный клуб, где иногда показывали фильмы и даже концерты, летом, правда, редко. Вот в один из таких походов они и встретили Валентину.
Валентина вечно соревновалась с Катей, ещё со школьных лет. Катя догадывалась, что та когда-то была влюблена в ее Тимофея, поэтому так и продолжала доказывать Кате, что она живёт лучше: и помидоры у нее крупнее, и корова молока больше даёт, не говоря уже про дочку, которая уехала в Санкт-Петербург и стала архитектором. Вот и сейчас Катя видела – Валентина чуть ли не подпрыгивает от нетерпения, так ей хочется Кате нос утереть.
— Что-то давно тебя не было видно, – сказала Катя, чтобы быстрее с этим покончить.
— Да я к дочке в Питер летала, – раскудахталась Валентина. – Никак меня отпускать не хотела! Все водила меня то туда, то сюда. Ты не представляешь, кого я видела! Саму Литвинову! Вот те крест, стояла рядом со мной прямо как ты сейчас! Я хотела автограф взять, но, как назло, ничего подходящего с собой не было! Ой, а Дашка же моя замуж выходит, мы по магазинам ходили, платье ей выбирали и все такое…
— Вот и отлично, – перебила ее Катя. – Может, внуков, наконец, тебе родит!
Лицо у Валентины аж скривилось – не в первый раз Катя ее этим поддевала. И тут только взгляд Валентины упал на мальчика. При виде его темной кожи брови Валентины, нарисованные черным карандашом, косыми запятыми пошли вверх.
— А это кто? – спросила она таким тоном, словно Катя могла украсть ребенка.
— Так внук мой, – с гордостью произнесла Катя. – Я же говорила, что Маша в Америку уехала. Вот, привезла в гости на лето.
— Врешь! – взвизгнула Валентина. – Ни в какой Америке она не живёт! Я ее в аэропорту видела, она сказала, что в Израиле была! А теперь, дескать, домой вернулась.
Катя растерялась. И прежде чем нашлась, что ответить зловредной Валентине, успела подумать – неужели она к этому своему опять поехала?
— Ты неверно поняла, – высокомерно заявила, наконец, Катя. – Да, ездила отдыхать в Израиль, сейчас тут погостит и в Америку полетит. Ну, ты же сама понимаешь – сколько там ни живи, дом-то все равно здесь!
Валентина замялась. Но тут на ее лице появилась злорадная улыбка.
— Мальчик, а тебя как зовут? – сладким голосом спросила она.
Катя занервничала.
— Ваня, – ответил он, крепче сжав ладонь Кати.
— Ваня, значит… И где ты живёшь?
— С мамой.
— В Америке?
Катя легонько сжала ему руку.
— Да, – кивнул он.
— А скажи мне что-нибудь по-английски!
Никогда Катя не была так близка к провалу. Но тут Ваня легко заговорил – не по-русски и не по-немецки, а других языков Катя и не знала. Может, и правда, по-английски, похоже было на то, что дочь учила.
Валентина недовольно вздохнула.
— Ну ладно, передавай Машке привет.
И пошла.
Уже дома Катя спросила у мальчика:
— А на каком языке ты говорил?
— На английском. А на каком надо было?
— Ты правильно сделал, молодец, – похвалила его Катя. – А откуда английский так хорошо знаешь?
— Мама научила.
Получается, Маша и тут ее обманула. Сплошное вранье, и чем только Катя это заслужила! Говорит, что работает, а сама, значит, за границу летает. В Израиль! Уж не к своему ли африканцу?
Спала в ту ночь Катя плохо. Неспокойно было, грудь давило, словно кошка на ней сидела, хотя кошек Катя уже лет пять, как не держала. Думала, щенок, но нет – тот с Ваней спал. Она просыпалась, открывала глаза, смотрела во тьму. Ничего. Только сердце – тук-тук, тук-тук, тук-тук.
А утром она спросила у внука:
— Ты адрес-то свой знаешь?
— Знаю, – ответил он.
— А ключи у тебя от квартиры есть?
— Есть.
— Тогда поехали в город, – решилась Катя. – Проведаем мать.
Мальчик заметно повеселел, и Катя подумала – а что, так и скажет, что Ваня соскучился, а там уже разберутся как-нибудь, что к чему. Она позвонила Артёму и спросила:
— Ты дома?
— Ну, раз трубку взял, теть Кать, значит, дома, – усмехнулся он. – Автоответчиков не держим.
— Шутить с девчонками своими будешь, – отрезала она. – Сколько будет стоить до города меня свозить?
— Теть Кать, с тебя – нисколько! Когда ехать-то?
— Сейчас.
— Ну, все тогда, жди. А куда едем-то?
— Дочку хочу проведать.
— Машу?
Что-то в голосе Артёма не понравилось Кате, но об этом она решила подумать потом.
— У меня что, много дочек?
— Все, теть Кать, через десять минут буду!
Артём явился через пятнадцать минут – в чистой рубашке и причесанный. Катя, наконец, поняла перемену в его голосе, но вдаваться в подробности не стала. Назвала адрес, спросила, знает ли он, где эта улица и дом.
— Найдем! – беззаботно ответил Артем.
В машине было жарко и пыльно, Ваню быстро укачало, два раза вырвало. Катя поила его теплой водой из бутылки и вытирала личико влажным носовым платком. Через два часа укачало и саму Катю, так что она начала покрикивать на Артёма, который запутался в улицах и никак не мог найти нужную.
— Вот наш дом! – закричал вдруг Ваня, и Катя с Артёмом с облегчением выдохнули – дорога всех изрядно измотала. Они припарковались у подъезда, который указал Ваня, Катя вышла, разминая затекшие ноги, а мальчик уже в нетерпении пританцовывал рядом.
— А вдруг мама на работе? – спрашивал он. – Она не заругается? А ты сказала ей, что мы приедем?
— Не галди, – велела ему Катя. – Ключи лучше достань на всякий случай. А ты, – повернулась она к Артему, – подожди здесь.
Ночная тяжесть в груди вернулась – Катя понимала, что дочь вряд ли обрадуется их приезду. Но отступать было поздно, и она пошла вслед за внуком, который уже открыл подъездную дверь и бежал вверх по лестнице.
Кате самой пришлось нажимать на звонок, Ваня не доставал. Ей вдруг стало обидно – могла бы хоть раз за эти годы позвать мать в гости, знала бы Валентина, что Катя впервые у дверей дочери стоит, засмеяла бы.
Сначала за дверью было тихо, и Катя уже собралась взять ключи из рук мальчика, но тут замок повернулся, и дверь отворилась. На пороге стояла Маша. Бледная, в цветном платке на голове и длинной белой ночной рубашке.
— Мамочка! – Ваня обхватил Машу за ноги, принялся что-то рассказывать про дорогу и про то, как его вырвало, про щенка, которого он назвал Бим. Маша кивала, растерянно смотрела то на сына, то на мать.
— Войти-то можно? – ворчливо спросила Катя.
Дочь отошла в сторону, пропустила ее.
В квартире было сумрачно и душно, плотные шторы не пропускали солнечный свет, форточки, похоже, были закрыты. Пахло в этой квартире плохо, но чем, Катя никак не могла понять.
— Ты чего такую грязь развела? – принялась отчитывать она дочь. – Сидишь в духоте, хоть бы окно открыла. И вообще – что происходит, можешь мне сказать?
Ваня поднял на Катю испуганные глаза. «Надо было в машине его оставить, – с опозданием подумала она. – Как при нем говорить-то?».
Маша прошла в комнату, устало опустилась на кровать. Катя пошла следом. Кровать была неубранная, в углу бурчал телевизор. В Кате вскипала злость – посреди буднего дня лежит дома, ничего не делает. Наврала про работу? Что еще она ей наврала?
— И чего ты в исподнем?
Дочь послушно взяла со стула кофту, совсем неподходящую для жаркого лета, натянула ее. Длинные волосы запутались в воротнике, и Катя решила их поправить. Прядь волос так и повисла у нее на руке.
— Мама, у тебя волосы отпали! – испуганно закричал Ваня.
Катя уже открыла была рот, чтобы спросить, чтобы высказать свою догадку, которая молнией ворвалась в ее материнское сердце и заставила задохнуться. Но Маша ее опередила – прижала к губам палец, посмотрела на Ваню. Катя судорожно втянула в себя воздух.
— Ванечка, – неестественным голосом произнесла она. – Сходи, скажи дяде Артёму, что все в порядке, но пусть он меня подождет. Хорошо?
Мальчик неуверенно кивнул и глянул на мать в поисках одобрения. Это немного обидело Катю, и она поджала губы, но тут же сама себя отругала – разве сейчас время обижаться? Маша кивнула, и Ваня легко побежал к двери. И только когда она за ним закрылась, Катя неуклюже села рядом с Машей и тихо произнесла:
— Давай, рассказывай.
***
Оставив мальчика с Машей, она спустилась к машине.
— Теть Катя, что происходит? – выпалил Артём, который за эти полчаса уже извелся весь. Стоило бы отправить его домой, но… Катя подумала – может, хватит все решать за других? И она в нескольких словах описала ситуацию.
Артём слушал внимательно. После чего спросил:
— И чем я могу помочь?
Катя подумала.
— Мне надо будет в магазин, у нее там холодильник пустой совсем. Свозишь?
— Да не вопрос, теть Катя!
— Я только позвоню сейчас, погоди.
Катя купила в киоске карточку для таксофона и набрала знакомый номер.
— Катюша, – обрадованно забасил Олег. – Я уже и не надеялся тебя услышать!
— Так, давай без вступлений! Дело серьезное, Олег. Мне нужен врач.
— Опять?
— Не опять, а снова. Молчи и слушай. Тут другое дело. Серьезное. У меня дочка болеет. Говорит, что лечение помогло, но что она там понимает, мозгов-то как у… Короче, Олег – мне нужен самый лучший врач, понимаешь? Самый лучший! И только попробуй что-то сказать про свои условия…
— Ладно-ладно, я уже и не надеюсь… Будет тебе врач. Ты сама-то как?
Она хотела сказать, что хорошо, но внезапно в горле образовался ком, так что и вдохнуть было нечем. Рядом прогудел автомобиль, она вздрогнула.
— Катюша, ты меня слышишь? Ты где?
— Я… В таксофоне. И чем вы тут дышите? Смог такой, невозможно…
— Так ты в городе?
— Да, я же сказала – приехала к дочери. Она болеет. Помочь ей нужно.
— Так, может, я подъеду? Ты где?
Катя хотела сказать, что не надо, но тот комок снова помешал ей. И неожиданно для себя она сказала:
— Приезжай…
Потом было разное. И молодой веснушчатый врач («Неужели это лучший?»), и переезд Кати в город («На время, я тут дышать не смогу!), и даже ужин в ресторане (врач, и правда, оказался лучшим, так что отказывать было неловко). И как-то завертелась жизнь, закрутилась, так что теперь, встречая Валентину, Кате было, что ей рассказать. И она рассказывала. А Валентина дивилась и завидовала. А потом дочь Валентины родила ей двойню. И тогда уже Катя завидовала, потому что Машу хоть и вылечили, но детей у нее больше быть не могло. Зато у нее был Ваня – самый необычный и лучший внук на свете, который больше не боялся собак. А как тут бояться, когда у отчима свой питомник? Они с Олегом тоже собаку, кстати, завели и гуляли с ней по вечерам. Да, пришлось переехать, но Катя об этом не жалела – она умела быть благодарной.
